Читати книгу - "Мері та її аеропорт"

Мы поднимаемся вверх по тропинке, специально проходим через Зеленку, экстремальное обиталище панков и других отверженных, аккуратно обходим многочисленные кучки экскрементов и мусора. Навстречу попадается самый главный панк Мухомор, он говорит: «Привет, чуваки! На Волошина идете?» Я отвечаю: «Да, на него, с рогатиной, здоровый же, гад!» Мы слышим, как кто-то громко ругается, и женский, точнее, «жабий» крик: «Да у меня х…ев было больше, чем у тебя волос на голове, ты меня понял? С кем хочу, с тем и сплю!» Мухомор морщится, сцены ревности вещь в их среде совершенно противоестественная. «Сигарету дайте, чуваки. А лучше две. Я одну своей жабе отнесу». Джентльмен.

Наконец мы наверху.

Мамма миа! Весь Коктебель как на ладони: и залив, и катера, и Карадаг во всем своем величии, а Тихая бухта в закатных лучах непостижимо прекрасна. Нас обволакивают потрясающие предвечерние цвета. Серпантинкой идет дорога на Орджоникидзе, я смотрю в бинокль и вижу, как по ней бежит большая собака.

Мы осматриваемся. Вид с другой стороны мне нравится даже больше: старые горы, в их очертаниях мне видятся огромные окаменевшие древние звери; зеленые виноградники, везде пусто и тихо. Вдалеке виднеется гора, которая отсюда кажется даже выше Волошина. Я говорю Коту, что было бы неплохо как-нибудь сходить и туда, он соглашается: да, мол, было бы неплохо.

Возле могилы тусуется куча народу. Все фотографируются рядом с деревом, ветки которого обвязаны пестрыми ленточками, оно одновременно и белое, и яркое, будто расцветшая яблоня. Мы тоже фотографируемся, в том числе и сидя на могильной плите, и идем вниз. В голове наступает ясность, мы идем молча и останавливаемся только затем, чтобы посмотреть, как солнце опускает свои последние сегодняшние лучи на Верблюда.

Мы целыми днями валяемся возле палатки. Мы никогда не скучаем, у нас всегда есть под задним левым колесом Шейлы, в тщательно вырытой Котом ямке, чтобы было прохладней, бутыль крымского разливного вина. Нам просто очень хорошо. Кот смотрит на беспокойное сегодня море и говорит: «Посмотри, какие пенистые гребни», а я отвечаю, что это — не пенистые гребни, это гребнистые пенисы, а компьютерное кафе «Виртуальная реальность» не что иное, как похоронное бюро «Ритуальная вуальность». В этом есть какой-то смысл, да?

И если ты ничем не больна, Хлебни из нашей бутылки вина!

Кот рисует на палатке возле своего спального места мордочки котов, я — плейбоевских зайчиков. Мы будто бы асы-истребители, фиксирующие звездочками на борту свои воздушные победы. Количество котиков и зайчиков примерно равное, это значит, что количество девушек, которых мы успели полюбить за это время, тоже примерно одинаковое. Но мы не придаем никакого значения количеству, говорю же, мы как истребители. Если враг в воздухе, он должен быть сбит!

Но вот на наш нудистский пляж легко въезжает джип. Из него выходят два очень крутых мэна лет сорока, как и положено, с толстыми золотыми цепями на шеях. С ними две симпатичные, блядоватого вида барышни, которые сразу срывают с себя одежду и чешут в море. Мэны не спешат, они остаются в плавках, достают коньяк и начинают потихоньку его пить. Девушки, нарезвившись в воде, присоединяются к ним, и уже очень скоро они начинают целоваться и лезть друг к другу в разные места. Девушки попались озорные, они явно подкалывают мэнов насчет плавок: что, слабо снять? Один из них уже сильно возбужден: вокруг них, не смущаясь ни джипа, ни свирепых взглядов, ходят красивые голые девушки. Тогда он тащит свою девушку в море, заходит в воду чуть выше пояса, берет ее за задницу, она обхватывает его поясницу ногами, и они таким образом пытаются что-то изобразить. Сейчас он нам всем покажет, что значит оторваться по-настоящему, что значит «свободные нравы»!

Уже вечер, вода не теплая, мы-то знаем, каково это — пьяному трахаться в воде. Мы укладываемся возле палаток и начинаем делать ставки на то, получится у него что-нибудь или нет, и если получится, то когда? Тем временем второй мэн просто лежит, уткнувшись лицом в полотенце, он уже совсем бухой, а его подружка внимательно наблюдает за происходящим. Чувак в воде так мучается, что нам его даже жалко. Только он начинает какие-то движения, как тут же останавливается, начинает бурно целовать партнершу в грудь, потом опять и опять. Проходит минут двадцать, вода не теплеет. Девушка находится лицом к берегу и, пока мэн пытается хоть что-то исполнить, подает сигналы подружке, типа «как он меня задолбал, импотент проклятый!». Подружка продолжает внимательно сочувствовать происходящему. Наконец мэн дергается или делает вид, что дергается, и все, ко всеобщему облегчению, заканчивается. Они быстро собирают манатки и уезжают. У них такой вид, будто только что они что-то украли.

Пари выигрывает Танька, погремуха — Синяя, она здесь с мая месяца, она точно знает, что и как, она вся очень загорелая, просто негр, очень худая и очень добрая, она зарабатывает здесь себе на жизнь продажей фенечек. Родом она из Йошки, но уже давно живет в Феодосии. Редко какого молодого человека на нашем пляже она не одарила своей любовью. Она постоянно тусуется с художниками, которые занимаются боди-артом здесь же, около горы Юнге, чем имеют себе на ужин и вино. Когда мы уезжаем, она дает мне фенечку: «Подаришь своей Мэри». И подарю. Отчего бы любимой девушке подарок не сделать?

Мы идем с Котом на швертбот. Это такая одномачтовая парусная лодка с выдвижным килем, который называется шверт. Никто из нас, конечно же, ни разу на нем не ходил, но мы так уверенно машем головами, что создается впечатление, что мы прямо родились на швертботе, и лодочники за двадцать гривен отпускают нас в море одних. Наша борьба жестока и упорна, парус все время вертится и бьет по голове, руль не хочет быть рулем, а хочет быть неизвестно чем, но мы боремся, мы учимся и, в конце концов, достигаем какого-то результата. По крайней мере, нам удается поймать ветер и держать по нему швертбот. Через три часа мы возвращаемся