Читати книгу - "Мері та її аеропорт"

смотрю на море, оно плещется практически в пятнадцати метрах — ГОСПОДИ, КАК ЖЕ ОНО СВЕРКАЕТ! Я беру зубную пасту и щетку и иду умываться. Блаженство, вода очень теплая, и я ныряю как можно дальше, выныриваю и смотрю на наше пристанище со стороны. Жалкое зрелище. Но все это мелочи. Кот тоже выползает из палатки и с разбега с криком: «Я — Ихтиандр!» влетает в море. «Ты — бегемот!» — кричу я ему. День начался.

Прекрасный день.

С бутылкой вина под мышкой мы производим осмотр местных достопримечательностей типа туалет и пресная вода. Мы живем не в кемпинге, мы живем на нудистском пляже, где почти круглые сутки вокруг тебя ходят абсолютно голые люди, мы и сами ходим голые, там неприлично быть одетым, но, увы, там нет никаких бытовых удобств. Но тем-то и хорош Коктебель для таких, как мы: с одной стороны — дикая природа, горы, море, с другой (непосредственно в тысяче метров) — нормальный цивильный город с его пусть советской, но инфраструктурой. Там можно есть, пить, принимать душ, ходить по большому. В город, конечно, надо еще дойти, но мы неприхотливы. Не за горячей водой мы ехали девятьсот километров, не за удобным стульчаком, совсем нет! Я отсылаю с почтамта Мэри телеграмму: «Все ОК Целую».

День, как и принято на этой планете, заканчивается вечером. Часам к восьми становится чуть прохладней, и гудевший до утра пипл выползает из своих нор. Мы знакомимся, нам предлагают косяк, и мы не отказываемся. Меня что-то не прет, а Коту уже хорошо. «Не спеши, чувак, вот дорожку протопчешь, потом поговорим!» — тащась, говорит он. Он имеет в виду, что с первого раза может и не вставить, надо расслабиться и прикуриться.

Артур и Гоша, музыканты из Йошки, достают из палаток гитары и начинают играть. Это стоит послушать, парни все-таки в Гнесинке учились. Да где бы они ни учились, разницы нет. То, что они делают всего лишь с шестью струнами каждый, ошеломительно, откровенно ошеломительно для меня. Они играют свое, только свое, это ни на что не похоже, и в то же время мне кажется, что мелодии всех континентов пляшут у меня перед глазами, такой себе великостепский хуннский дуэт. Длинные черные волосы, раскосые глаза, и сколько страсти в каждой ноте! Словно многотысячная конница Аттилы скачет моим сердцем, и моя земля гудит, и моя душа наполняется мщением, светлым мщением, в котором нет ни капли ненависти. Я просто проваливаюсь сквозь столетия. Я смотрю на небо — звезды валятся с него одна за другой. Я загадываю желание — оно сбудется, оно уже сбывается сейчас, когда я снова въезжаю в этот рай. «Это была мелодия Джа, бога нашей травы», — объявляет, закончив, Артур. Очень даже может быть.

Потом Вася, хипан из Москвы, приносит молочко. И все мы — Вася, его жена, Кот, я, Гоша, Артур, его девчонка, и Танька Синяя, и еще кто-то — упиваемся им вусмерть. А потом устраиваем одуренные танцы под луной. Нас так прет, нас так по-хорошему прет! Мы засыпаем, каждый с кем-то.

Мы становимся дружной компанией, к нам присоединяется семья моих однофамильцев из Харькова, постоянно кто-то присоединяется и кто-то отсоединяется, здесь просто муравейник ископаемых любопытных личностей. К нам прибиваются две девчушки из того же Харькова: Марина, которая ходит по асфальту, как Раиса Сметанина по лыжне, и Алена с большой грудью и аппетитом, она съедает все наши консервы за два дня. Ну, и черт с ними, нам вполне хватит денег на десять коктебельских дней и на дорогу обратно, мы здесь богаты! Девочки ночуют в нашей палатке, они приносят нам пользу — железные штыри, предназначенные натягивать палатку изнутри, почему-то падают, как только подует маломальский ветерок, и палатка валится прямо на нас, а штыри бьют по головам. Они падают посреди ночи, прямо на наши варварские сны, разбивают их вдрызг, заставляют отвлекаться от апокалиптических видений всего лишь для того, чтобы мы проснулись и водрузили их на место. Теперь эта почетная работа поручена девочкам. Моя совесть спокойна — Алена просто спит рядом. Она сразу предупредила — без рук. Я попробовал без рук, но выяснилось, что высказывание было образным и несло в себе основополагающие принципы наших взаимоотношений. Поэтому я сплю спокойно, я купаюсь в своих снах, за штыри от нашего края палатки отвечает Алена. Кот же вынужден делить эту радость по очереди с Мариной, с которой он в первую же ночь был бурен и неумолим. Странно, но за все время наших ночных мучений днем нам так ни разу и не пришло в голову переустановить палатку. А на фига, спрашивается?

Девочки живут у нас дня четыре, до самого своего отъезда. В последнюю ночь Алена не ночует «дома», мы переживаем, но кто-то говорит, что она ушла с каким-то типом по фамилии Ленинградских. В пять утра она рывком распахивает палатку. Убедившись, что все мы проснулись и готовы ее выслушать, она заявляет: «Он водил мне членом по спине!» — «Кто?!». — «Как кто? Ленинградских! Я уезжаю». Они собирают вещи, если зубную пасту, щетку, пару футболок и джинсы можно назвать вещами в их случае, и прощаются.

Для нас не существует понятий «завтрак», «обед» или «ужин», мы ходим есть тогда, когда нам хочется, и только одна традиция устанавливается прочно — молочный коктейль в десять утра.

Утро в Коктебеле начиналось с коктейля, Когда еле-еле расклеивал тело…

На следующий день мы идем на гору Волошина. Она на татарском называется как-то иначе, но с тех пор, как там похоронили Волошина, а потом и его жену, так эту гору никто, кроме татар, не называет.

Коктебель славен погодой хорошей, Не зря зависал здесь когда-то Волошин…

После вчерашних возлияний нам нелегко, но странно, это никак не касается физического состояния организма, а вот башню слегка сносит.