Читати книгу - "Ода до радості (збірник)"

– Я же тебе говорила.

Заспанная Алина щурится, хлопает спутанными ресницами. Сколько раз я просила ее не заглядывать в монитор мне через плечо.

– Нету никакого Острова!

Я не говорю маме, но я боюсь. Очень-очень боюсь и не хочу уезжать.

Сегодня я последний раз в песочнице, и со мной не играет никто. Даже Сашка. Они просто завидуют, говорил папа, завидуют тебе, Анюта, потому что их никто не берет на Остров. Но это неправда. Со мной не играют потому, что меня уже как будто нет. Все знают, что завтра я не приду. И послезавтра, и никогда. Меня нет и не будет.

– Сашка… Саш…

Он копает канаву в песке и не смотрит на меня.

– Я привезу тебе синюю птичку.

Оборачивается:

– Не вези. Мне бабушка не разрешает.

И опять начинает рыть, разбрасывая песок так, что он сыплется мне на волосы, мама будет нервничать, ведь уже некогда мыть голову, завтра мы встаем рано-рано, и поэтому ложиться будем тоже рано, еще до мультиков. И вообще, мама теперь все время нервничает. И папа.

Зачем он нам нужен, этот Остров?!

– А мою белую куртку?

– Уложила, Дим.

– А билеты где?

– В синей сумочке, вместе с документами. Я ее отдельно понесу. Давай спать.

– Будильник поставила?

– Вот. И еще на мобилках, на всякий случай. Правда, надо хоть немного поспать, Димка… Все готово, от нас уже ничего не зависит.

– Так не бывает.

– Чтобы все было готово?

– Чтобы ничего не зависело… Знаешь… а может, забьем с прибором на этот Остров?

– То есть?!

– Я тебе не хотел говорить. Я же наводил справки. Хотел с кем-нибудь списаться там, поговорить по скайпу… У них на сайте список орнитологов – ни одной знакомой фамилии. За три пятилетия! Ну допустим, мы тут на периферии, международные связи ни к черту. Но я отправил ссылку Стюарту в Канаду – он тоже никого не знает! Какие-то левые люди. А может быть, и вообще никаких людей… так, буквы.

– Туда едут в основном молодые специалисты. Без мирового имени. И всегда же можно прогуглить…

– Перестань. У нас очень узкое сообщество, нереально, чтобы никого вообще не знать… Тем более Стю, он же постоянно по конференциям. А страничку в Вики и еще пару десятков на поисковый запрос легко сварганить за три минуты.

– Димка, ну это вообще…

– У нас дети. И прежде чем лететь неизвестно куда, я хотел бы поговорить хоть с одним человеком, который оттуда вернулся.

– Я говорила. С Валентином.

– Он не ученый, твой Валентин. Он фотограф.

– Ну и что?

– Ты правда не понимаешь? Его наняли именно для того, чтобы разрабатывать миф об Острове. Все эти красивые картинки, фотобанки… На что они и заманивают людей.

– Дим, ну что за конспирология? Кто заманивает, зачем? Если ты о торговле людьми, то существует масса куда более простых и действенных схем. Не так уж много народу подается на Остров… Подумай логически: какую ценность и для кого можем представлять конкретно мы? Понятно, если б мы были семьей олигархов или, скажем, наши знания можно было бы использовать в военном или преступном бизнесе… ну я не знаю, физика, химия, программирование, высокие технологии… Димка, ты орнитолог. Я очень рядовой журналист. Ради нас – и такой креатив, столько усилий?…

– Хочешь проверить – на себе, на детях?!!

– Тише ты!.. Разбудишь всех. Анечка еле уснула…

– …Извини. Это так, предотъездный мандраж, истерика. Просто подумал… в наше время устроить подобную мистификацию очень легко. Но ты права, некому и незачем. Который там час?… ого. Давай спать.

Просто это очень больно – с корнями.

Даже если думаешь, что впереди – яркое и прекрасное, а позади одна скучная обыденность. Даже если знаешь, что не навсегда… все равно. Далеко, надолго – и вдруг отзываются самые неожиданные болевые точки. Даже у тебя, такой, казалось бы, асоциальной, давно живущей в основном в Сети и при этом парадоксально легкой на подъем. И до последнего вроде бы ничего, вал проблем глушил всякую рефлексию, наружу прорывалось лишь здоровое возбуждение и драйв, и ты думала, что следом придет прозрачная легкость полета… А вместо нее прорезалась боль. И сразу во многих местах.

Сначала, конечно, Тяпа. Почему на Остров нельзя с собаками, какое дикое, нелепое ограничение, Тяпа же воспитанный и умный, никогда в жизни он не обидел ни единой птицы, ну каким образом он, Тяпа, нарушил бы какую-то экосистему?! Наташка сразу сказала, что возьмет его, раньше, чем я попросила, он ее знает и любит, ему будет у нее хорошо. Больно будет мне. Уже больно.

И мама с ее диагнозом. Я знаю свою мать, она вечно все преувеличивает, постоянно нагнетает напряжение… но целых пять лет. И я же не смогу так просто вырваться оттуда, если что.

И кофейня на углу, где мы сидели по субботам с Наташкой, кружевные скатерти на черном дереве, шоколадный запах, выпить латте и выплакаться в жилетку… следующий раз через пять лет, все равно что никогда. И длинные тени поперек аллеи в парке, и желтые листья на темном лаковом пруду, и моя ручная синичка, я не уверена, правда, что каждый раз одна и та же… И еще масса мелочей, которые раньше ничего особенного не значили – просто были, составляя жизнь.

Теперь все это болезненно сохнет и съеживается на воздухе, будто корни, оборванные и выдернутые из земли. Больно.

А еще больнее понимать, что корни у каждого свои. Димка в этот миг совсем один со своей личной болью, и не разделить, не утешить, не подобрать правильных слов. И Никита, и Алина, и даже, наверное, Анечка, – каждый болезненно, по живому, вырывает наружу собственную разветвленную корневую систему, а заодно, по неизбежной погрешности, рвутся и казавшиеся нераздельными, а на самом деле точно такие же тонкие корешки, соединявшие нас между собой. Получится ли потом срастить их назад?… не знаю. Не уверена – теперь уже ни в чем.

Поэтому – страшно. Страх, он всегда цепляется за неуверенность и прорастает сквозь боль. Это не кончится добром. Запрещаю себе даже помыслить – потому что стоит разрешить, и паника станет неуправляемой, а разум отключится напрочь, – какой неимоверной жутью все это может кончиться.

И виновата буду я. Только я одна.

Люблю аэропорты. Когда ты попадаешь в аэропорт, вокруг тебя включается механизм, отлаженный, точный, часовой. Оглядываешься по сторонам, и находишь нужное табло с подсказкой, и подходишь к стойке, раскрываешь