Читати книгу - "Спогади. Кінець 1917 – грудень 1918"

Погибло тоже несколько немецких солдат, стоявших на часах у складов и не покинувших свои пост. Их торжественно похоронили. Несколько спустя мы хоронили местных погибших жителей, тоже с большой торжественностью. Киев сильно пострадал, была выбита масса стекол. Были немедленно, еще во время взрыва, посланы телеграммы для заблаговременной скупки стекла во всех больших городах. Этот взрыв, не говоря уже о большом количестве погибших людей и материального имущества, имел еще то значение, что указал нам, где находится одна из наших ахиллесовых пят в смысле могущих быть новых несчастий, которыми могли бы воспользоваться всякие неблагонамеренные люди. Оказалось, что на Лысой горе хранится много тысяч пудов динамита, большое количество снарядов на Посту Волынском, и в таком же положении находилось много складов на Украине. В Киеве, благодаря принятым серьезным мерам, удалось предотвратить повторение таких несчастий, по в Одессе через некоторое время стали происходить взрывы такие же, как у нас{228}. Снова масса версий, причем одна из них, что всеми этими делами руководили агенты Entente-ы, желая помешать немцам воспользоваться таким громадным военным имуществом для нужд войны. Я думаю, что официальная версия наиболее правдоподобна: просто наше безобразное отношение к делу, полнейшая деморализация правительственных служащих на всех ступенях государственной иерархии.

Зверинец, огромная площадь земли, находилась вблизи Киевской крепости. Земля вся принадлежит военному ведомству. На часть земли, не знаю, имеется ли достаточное основание, претендует город. Земля эта сдавалась в аренду, но возводить серьезные постройки прежним правительством не разрешалось. Существующая Киевская крепость утратила всякое значение, а между тем Киев не имеет места для дальнейшего расположения, растет же он неимоверно. Я поручил Лизогубу в совете министров разобрать вопрос о ликвидации существующей Киевской крепости и составлении плана новой части города на месте Зверинца, причем предполагалось воспользоваться всеми данными западного и современного опыта для постройки города по последнему слову искусства, так как теперь центром правительственной жизни Украины был бы Киев и необходимо было бы иметь много казенных зданий для высших правительственных учреждении. Предполагалось часть земли продать и на вырученные деньги построить то, что необходимо правительству. Тут же должны были бы быть расположены образцовые рабочие поселки, вообще, план был грандиозный и вполне осуществимый. Совет министров пошел энергично навстречу, и первоначальная работа была поручена инженеру Чубинскому. Дело это за время Гетманства подвигалось очень быстро. Попутно с постройкой этого города, разрабатывался вопрос круговой Киевской железной дороги, которую осуществить очень легко, так как пришлось бы всего построить несколько соединительных веток, а попутно с дорогой вызвать к жизни несколько существующих в очень живописной и здоровой местности поселков и создать из них города-сады. Все это было уже на ходу.

Оборачиваясь назад, я стараюсь быть вполне объективным и не останавливаться перед признанием своих ошибок. Скажу, что наше правительство в одной очень важной отрасли государственного управления было возмутительно слабо и бездарно. Я эту ошибку начал исправлять, но поздно. Я хочу указать на то, что народонаселение совершенно не было осведомлено о нашей работе. Пресса и какая-либо пропаганда совершенно отсутствовали. У меня это дело совершенно не клеилось, несмотря на то, что я с первого же дня Моего управления страной отдавал себе отчет в значении прессы и, вообще, правильной постановки пропаганды наших идей. Я виню в этом очень сильно Федора Андреевича Лизогуба и Ржепецкого. Они это дело все откладывали, жалея денег, а когда начали создавать, то поручили это, видимо, людям неталантливым, и в результате так это дело и заглохло. Хотя в моей Грамоте была объявлена свобода слова и печати тем не менее с первого же дня пришлось ввести цензуру и сильное ограничение этой свободы, главным образом, из-за отделов информации, помещавших постоянно определенно неверные сведения, волновавшие население. Итак, цензура была установлена, но за неимением цензоров, знающих, чего мы добиваемся, знающим местные условия и, наконец, вообще людей подготовленных к этому делу, получалась полнейшая бессмыслица. Статьи, которые действительно необходимо было не пропускать, беспрепятственно появлялись на свет Божий, и наоборот, не только безобидные статьи вычеркивались цензором, но дело дошло до таких случаев, когда речи, произнесенные председателем совета министров, по личному усмотрению какого-то чиновника цензурного отдела, пропускались в печать со всякими пропусками. Дошло дело до того, что я приказал подавать себе все статьи, которые были запрещены цензурой. Мне всегда давали массу всевозможных объяснений по всякому такому случаю особо. Я приказал уволить одного из цензоров за слишком бесцеремонную работу ножниц, но от этого дело мало выиграло. Я призвал к себе министра Кистяковского. Он только размахивал руками и говорил, что у него нет людей. — Я слишком мало знаком с этим делом для того, чтобы авторитетно объяснить, кто тут был виноват, по бессмыслица работы цензоров заставляла меня предполагать, что тут просто злая воля.

Что касается создания прессы, то и туг дело стояло не лучше. В начале вопросы, связанные с прессой, были сосредоточены в министерстве внутренних дел, у товарища министра Вишневского. Я с ним много об этом говорил, и был выработан целый план действий. Директором пресс-бюро был Донцов. На него много жаловались министры. Человек он действительно неважный, но, я думаю, что из него можно было бы выжать пользу, если бы дело пользовалось сочувствием в совете министров. Время проходило, ничего в этой области не делалось. Я настаивал у Федора Андреевича Лизогуба, чтобы он поскорее поставил этот вопрос на повестку в совете. Он все откладывал из-за других, еще более важных и спешных дел. Наконец, целое заседание, или даже несколько, было посвящено прессе. Начались бесконечные прения, каждый из министров высказывал свое мнение, и В результате фактически ничего не было решено. Мне казалось, что тут во многом виноват- Вишневский, в ведении Которого, по должности товарища министра внутренних дел, был весь этот вопрос. Кистяковский, уже сменивший Гижицкого в должности державного секретаря, казалось, судя по его заявлениям, вопрос прессы понимал и придавал ему большое значение. Он, не имея никакого отношения к этому делу, все же им интересовался, указывал путь, как это нужно наладить, вел переговоры. У него была целая стройная система, которая мне правилась. Я тогда решил, что так как вопрос прессы очень важен, а между тем он болтается пока в дебрях министерства внутренних дел и я очень далеко стою от него, то лучше передать его в ведение державного секретаря. Кистяковский рьяно взялся за дело. Было между прочим решено, кроме правильной постановки с повседневной прессой, создать еще особое украинское издательство, где бы печаталась только одна