Читати книгу - "Рух життя, або Динамо"

сельмага. Степан Чарльзович и Свирид Опанасович сидят на корточках. Их велосипеды небрежно брошены в грязные бурьяны. На телеграфном столбе висит рупор сельского «брехунца», монотонно и сладко бормочущий «Казки дідуся Панаса». Все живое к этому времени либо умерло от жары, либо медитирует в короткой тени, как, например, одуревшие куры и два наших героя. Маленький сельский хлопчик с соплями, похожими на уздечку лошади, слушает их дебильные рассуждения вперемешку с не менее дебильными историями дедуся Панаса, одновременно чертя палочкой в пыли загадочные каббалистические знаки.

Степан Чарльзович. Ви чули новину, Свириде Опанасовичу? Мериканський авіаносець взірвався.

Свирид Опанасович. Много загибло?

Степан Чарльзович. Геть усі. Тілько боцман успів зіскочити. Хоча пальці йому на нозі геть-чисто поодривало.

Свирид Опанасович. У них разведка дуже харашо работав. Коли у нас хто іде срать, то вони вже всьо знають.

Оба задумчиво молчат. Из брехунца доносятся ласковые звуки: «От баба й діду каже "Піди в лісочок і принеси грибочок…"».

Степан Чарльзович. Та разведка щас до сраки, щоб ви знали. Щас хто перший кнопку натисне, той і буде кашу їсти.

Свирид Опанасович. Колись ніяких кнопок небуло, а люди були здорові і жили сто двадцять літ.

Говоря это, Свирид Опанасович достает из пиджака пол-литру и ставит ее в придорожную пыль.

Брехунець. І от бачить дід качечку сіреньку. Дивиться, а ніжка в неї зламана. От взяв дід качечку, та й до дому несе…

Появляется Мыкола Гнатович с удавом. Он шествует, как сказочный герой Сопливый мальчишка с завистью смотрит на него. Страшные знаки, им начертанные, змеями лежат в пыли.

Микола Гнатович. Привіт добрим людям!

Свирид Опанасович машинально прячет бутылку.

Микола Гнатович. А шо ти там сховав, Свириде Опанасовичу?

Свирид Опанасович. Та то я так.

Микола Гнатович. А покажи.

Свирид Опанасович. Та жалко.

Микола Гнатович. А в мене і закуска є.

Мыкола Гнатович достает кулек мятных пряников, похожих на щебенку. Свирид Опанасович с облегчением вынимает бутылку.

Свирид Опанасович. Стакан є?

Степан Чарльзович. Екхе-хе, клята печінка…

Произнеся это, вынимает из кармана стакан.

Свирид Опанасович. Те здоров'я зараз зійшло на пси. Колись люди ніколи не умивались і їли сало. А захоче помідора чи диню, то отак зірве і навіть не миє. І оттакі у всіх пики були! А зараз Б-52 як пустять, і – до сраки те здоров'я.

Микола Гнатович. А я вам от що розкажу. Поспорив Омелько Пилипів з Панасом Івановим – у кого бугай сильніший…

Сидя в позе охотников на привале Перова, друзья выпивают и закусывают куском мятного пряника, твердого, как кремень. Брехунец на столбе захлебывается слюнями и нежной музыкой.

Брехунець. Ото ж, дітки, слухайте тата і матусю, і дідуся з бабусею поважайте, маленькі…

Подобно атакующему Б-52, стремительно и неумолимо нарастающий рев врывается в эту идиллию. В надвигающейся, словно цунами, туче пыли – узнаваемые агрессивные силуэты байкеров. Куры, задрав лапы кверху, падают в шоке. В смерче фиолетовых газов байкеры бесцельно кружат по пыльной площади Мальчик, не обращая на них никакого внимания, продолжает чертить на земле знаки смерти.

Бессильно грозя недоеденным пряником, широко открывая рот, Свирид Опанасович беззвучно декламирует в их адрес какие-то словосочетания. Взревев дюзами, байкеры исчезают еще более стремительно, чем появились, и тогда он, зависая под углом в падении, бросает им вслед пустую бутылку, как герой Сталинграда гранату. Из брехунца опять слышится ласковая музыка. Куры постепенно приходят в себя и, отряхиваясь, бредут в тень.

Байкеры тем временем мчатся по широкой украинской степи, а затем сворачивают в лес. Продравшись сквозь влажные дебри поймы, они выскакивают на пологий песчаный берег, окаймленный густой зеленью. Белые гуси тихо плавают в заводи, соломенный бычок мирно пасется в яркой траве. Бандиты лениво раздеваются. Длинноволосые, татуированные, они не спеша сбрасывают свои кожаные куртки и рогатые шлемы. На тихом лесном пляже они напоминают персонажей «Тангейзера» среди фанерных декораций. Байкеры тупо резвятся на пляже: двое самых активных пытаются спарринговать, коряво и неумело имитируя технику Брюса Ли, третий зачем-то яростно рубит топором молодое дерево. Девушка, аналогично затянутая в кожу, эдакая «жена Робин Гуда» в кременчугском исполнении, разоблачается, небрежно разбрасывая шмотки. С каждым шагом, приближаясь к реке, она, как бы нехотя, сбрасывает с себя – то сапог, то куртку, оставаясь в конце концов топлесс, и решительно, по-мужски ныряет в воду вниз головой Выбравшись на берег, она закуривает. Глубоко затянувшись, она вдруг ощущает на себе похотливый взгляд Михайлика. Тот со смущенной улыбкой подходит к ней, бормоча что-то невразумительное и пряча глаза, протягивает ей павлинье перо.

Кокетка. Встроми його собі знаєш куди? Ану йди геть звідси, синок нєдодєланий!

В сей момент из глубины кустов доносятся дурные крики. Один из байкеров нашел соломенного бычка и тут же прилип к нему. Михайлик пытается отодрать от дубленой кожи бандита любимое животное, и это ему удается с огромнейшим трудом. Беззащитный соломенный бычок – лакомая добыча для всей компании, с плотоядным хохотом ведут они его на веревочке, чтоб принести в жертву своему неведомому богу. Обрядовое действо начинается с того, что, схватив липкое животное за ноги, рыцари без чести и достоинства швыряют им друг в друга, норовя попасть в ту часть тела, которая называется «морда».

В разгаре этой древней игры мотоциклы заводятся как бы сами собой и, разбрасывая комки грязи и коровьего помета, с надсадным воем носятся по пляжу. Бычка рвут на части. Перепуганные гуси, едва касаясь лапами поверхности воды, с пронзительным гоготаньем панически улетают подальше от матча. Все это, впрочем, напоминает казахскую игру «отними козла», с той разницей, что вместо лошадей – мотоциклы. Внезапно яростный вой моторов сменяется тихой музыкой. Жалкие остатки чучела валяются на песке, грязный дым стелется по реке.

Растерянный Михайлик недвижно стоит, не зная – плакать ему или смеяться. Рыцари мотоцикла и мата тупо ржут, забавляясь его печальным обликом. Тангайзер подходит к нему и кладет руку на плечо.

Тангайзер (звертаючись до васалів). Чого смієтесь, казли?

Рыцари умолкают.

Тангайзер. Жалко бичка?

Михайлик. Жалко.

Тангайзер (даючи йому здоровенну палицю). На, бий. Бий, не бійся. Отак, диви.

Тангайзер изо всех сил бьет по бычку Михайлик тоже бьет, но значительно слабее.

Тангайзер. Ще!

Старается Михайлик изо всех сил. Тангайзер брезгливо наблюдает робкие тщания идиота. Однако покорность пациента ему импонирует, и он одобрительно кивает головой.

Тангайзер. Салага ти іщо, черепок.

Он отбирает у совершенно одуревшего Михайлика павлинье перо, втыкает его себе в отверстие шлема, как и положено Тангайзеру. Со стороны все это выглядит так, будто