Читати книгу - "ДНК"

Я вернулся к своим, в районе центральной палатки как раз начала побеждать версия о том, что, видимо, началась война. Что напали американцы, и тоже в воскресенье летом, как в сорок первом, потому что такие же фашисты. Я спросил у самого громкого кривого мужичка, чего ж они тогда с нами против немца воевали, и принялся как мог успокаивать людей. Получалось не очень, тот мужик попер на меня, и пришлось бы его бить на глазах у своих, как тут засвистел репродуктор на крыше штабной машины. Значит, вот оно.

Все моментально замолчали, и это было так странно и страшно, когда гул сотен людей внезапно обрывается. Те, кто стоял, придвигались ближе, те, кто сидел или лежал на траве, поднимались, чтобы увидеть источник звука. И я понял, как это — слушать воскресное объявление войны голосом Левитана.

«Внимание, внимание», — засипел репродуктор. — К сведению граждан, сегодня, 9 июля 1972 года, проводятся работы по ликвидации пожара, возникшего на газовом месторождении. Местное население, для собственной же безопасности было отведено на безопасное расстояние от скважины».

«Тю, так а де ми, а де те Хрестище?» — не унимался кривой мужик, но люди его сразу зацыкали, чтобы все расслушать.

Тем временем голос, который тоже обладал ярко выраженным неместным акцентом, продолжал: «Будет произведен подземный взрыв (“Взрыв? Взрыв? Взрыв!” — зашелестело в толпе), во время которого всем во избежание травм позвоночника следует лечь на землю, сесть или стать на цыпочки».

И тут же все вокруг начали немедленно укладываться, пытаясь разместиться так, чтобы свои были на расстоянии руки. И это тоже было так страшно — только что люди сидели, потом встали и тут же ложатся по первому же указанию.

«Повторяем: внимание, внимание, к сведению граждан…» — продолжил голос в громкоговорителе, но с перепугу все уже полягали на траву, только подекуды люди ждали, пока окончательно улягутся пожилые родственники. Мы легли вокруг Нади с малым на груди, я оказался между ней и дедом, который тут же затеял разговор: «Шо, Генка, буде нам Хіросіма?»

«Дед, от не трынди, — отмахнулся я, хотя в обычное время не рискнул бы с ним так разговаривать без риска получить хворостиной. — Вони там підірвуть велику бомбу, оту скважину завалить, факел загасне, й підемо додому. Атомної не буде, нас би тоді вивезли».

«Ага, усіх і відразу на Колиму», — ответил дед, но с той стороны Нади зашипела бабка: «Замовчіть вже обоє, повбиваю зараз», — и мы замолчали. Громкоговоритель в третий раз повторил свое послание, помолчал минут десять, после чего подал писк и кратко гавкнул: «Приготовиться!» Многие крестились, я обнимал Надежду с малым и пел им тихонько про удачу, награду за смелость.

* * *

Прошло еще с полчасика — люди пошепки молились, дед сложил было руки на груди, но бабка углядела это дело, переползла через нас, скинула ему руки и дала профилактического леща — не смей, мол. А потом все разом замолчали, увидев, как солдаты в оцеплении встали на цыпочки, пытаясь изобразить роту балерунов. Где-то там, глубоко под лугом, нечто огромное и ужасное приготовилось, и нам оставалось только надеяться на то, что до нас ему не дотянуться.

А потом вдруг земля дрогнула и нас, что называется, «підняло та гепнуло». Будто бы под нами натянули огромную скатерть, а потом какие-то великаны взялись за нее и решили встряхнуть от крошек. Со всех сторон послышались зойки тех, кто неудачно приземлился. Я повернулся к Наде сказать, что все плохое позади, и протянул руку погладить одеялко с маленькой гусеницей, в которой продолжилась жизнь нашей семьи, как вдруг далеко за лесом послышался отвратительный скрежет.

Тысяча лиц повернулась в сторону Хрестища и то, что мы увидели, было хорошо знакомо каждому по старой кинохронике и страшным снам — далеко над деревьями поднималось огромное темно-землистое облако, и, расползаясь поверху, оно стало напоминать самый ядовитый гриб.

«Я ж казав, Хіросіма», — не удержался дед, и на это раз я ему не перечил. Люди начали вставать, поднимая на ноги малых и старых, все смотрели в сторону дома, и большинство крестилось, уже не таясь.

Многих рвало, и я пытался убедить себя, что это — от нервов, хотя сразу почувствовал, как сдавило голову. Господи, ну неужели они такие враги нам, чтобы взорвать факел атомной бомбой и никому не сказать, не предупредить, не вывезти гражданских людей подальше этого луга, до которого радиоактивной пыли лететь пару минут? Чья это ошибка? Кто этот враг народа?

Мне хотелось кричать от бешенства, плакать и рвать на шматки того, кто это придумал, но рядом ревел Максимка, подвывала Надя, тихо плакала мама, и мне надо было срочно что-то предпринять. Я сбегал к оцеплению, где многие пытались докричаться до солдат: кто-то требовал противогаз, кто-то звал старшего, но большинство нервно интересовалось, когда же их отвезут домой. Конвойные не отвечали, но поспускали с плеча автоматы и вообще выглядели испуганными, как малые дети, услышавшие первый салют.

Голова продолжала гудеть. Я тихонько проблевался под угловой палаткой, вытер рот, отдышался и вернулся к своим, выдавливая из себя спокойную улыбку. «Щас отпустят, все хорошо», — соврал я, и тут громкоговоритель на машине ожил: «Внимание, внимание! Через десять минут начинается отправка населения по месту жительства. Всем собраться возле автопарка. Повторяем…»

Я потер ноющую спину и сказал маме: «Нам домой не надо, нам надо на Харьков». В ответ она только начала собирать тревожные морщины вместе, как тут же вмешалась бабушка: «Ти шо, дурний? Треба до хати вертатися, покушаєте, і там буде видно». Пробиваясь сквозь головную боль, я терял последние крупицы спокойствия, объясняя, что чем дальше мы сейчас же окажемся от эпицентра взрыва, тем лучше.

Но мои стояли на своем, и даже Надя поддакивала им, укачивая малого, — лучше б нам сейчас в хату попасть, пеленки поменять, и вообще — командирам лучше меня известно, что к чему. Мы спорили все то время, пока двигалась очередь к машинам. Оцепления не сняли, так что единственный вариант убраться отсюда — ехать со всеми домой, а оттуда уже рвать когти.

Единственное, что мне удалось, — донести до них, что ни пить, ни есть ничего пока нельзя и что дышать надо сквозь одежду, натянув ее на лицо. Спасибо, хоть в этом меня послушались. Ждали где-то час — десяток тентованных машин сделал третий круг, когда наконец пришла наша очередь. Я начал подсаживать на колесо деда и чуть сам не свалился — опять