Читати книгу - "Подвійне життя"

Я очень долго — очень долго — не решалась войти в театр. Потом все-таки вошла, спросила, как пройти в приемную. Мне ответили. Я прошла.

Госпожа N разговаривала по телефону, потом я вошла, но она все равно постоянно отвечала на звонки, в том числе жены режиссера, самого режиссера и т. д.

Я сказала, что могу написать любой текст. О'к, Саша, ведь это правда, ты можешь написать любой текст. Светлая голова. Она записала мой рабочий телефон. Затем долго, очень долго говорила по телефону; за это время я уже успела забыть, что собиралась встретиться с самим режиссером. Я напомнила, Вы не записали номер моего мобильного. Она записала его в свой ежедневник, на последних страницах, быстро, ничего не переспрашивая. Зачем-то сказала, что такие люди ему нужны. Потом к ней зашла женщина, совершенно очевидно, сотрудник театра, может быть режиссер или хореограф, или еще кто-нибудь в театральном духе, и напомнила, что сейчас нужно поздравить кого-то с днем рожденья. Ах, да-да, конечно. Я быстро ушла, толком не попрощавшись.

Мне никто не перезванивал, я и не ждала. Кажется, эта партия была мерзко разыграна. Я проиграла.

Но что бы я делала, если бы этот режиссер мне перезвонил? Сначала надо было что-нибудь написать. А что я могу написать для него?

Конрад напівлежав на дивані у кабінеті Порадника.

— Я стільки розповідаю вам, але мені чогось гіршає. Особливо останнім часом. Щось таке у собі відчуваю, порожнину якусь. Я начебто втрачаю силу. Втрачаю себе. Натомість добре стає Сандрі. Я знав, що це саме так відбуватиметься. Вона ухопилася за свої вірші, Я починаю робити висновки, жоден з яких не на мою користь...

Відчуваю, що обидва сценарії також підуть...

— У чому ж справа, значить тобі буде, що показати, хіба не для цього ти взагалі існуєш?

— Я відчуваю слабкість у руках, у своїй душі. — Конрад ляснув долонею по підлокітнику дивана. — Нехай ваша секретарка зробить мені кави.

Сандра знала, что сегодня как обычно будет много работы, тем не менее она поморщилась, когда увидела кучу сколотых «историй» документов на своем столе.

Она работала уже второй год, но так и не научилась делать эту работу быстро. Возможно, потому, что ее непосредственный учитель и передатчик опыта работал очень медленно.

Она прятала свой блокнот под документами, чтобы выпускающий редактор не заметил, что она занимается «посторонними делами». Она писала разными ручками, так, как ей нравилось больше всего.

«Я сейчас вспоминаю множество действительно прекрасных дней, дней, навсегда наполненных светом. Даже мое страдание было светлым и легким, по крайней мере сейчас мне кажется именно так».

Сандра немного подумала.

«Я отчетливо вижу такую картину, я и ты, мы поодиночке выходим из какого-то красивого здания, у тебя печальное лицо, это делает тебя еще красивее, я думаю, что Бог наверняка любуется нами, и такой твой вид Ему нравится, поэтому Он это допускает. У тебя одухотворенное лицо, ты смотришь под ноги и не улыбаешься. Мне звонят, я отхожу, разговариваю с кем-то, разговор деловой, он немного позволяет мне отвлечься от того, что ты не в духе, хотя у тебя глубокие глаза, что-то в тебе сильнее любых глупостей, наверное, это и есть внутренний стержень, мне кажется, у меня нет такого внутреннего стержня, вот так, мы еще и полезны друг другу с чисто духовной точки зрения.

Ты садишься в машину, водитель ждет и ты ждешь тоже, когда я закончу разговаривать, а мне так нравится вся картина в целом: прекрасный дом, высокие ступени, машина, каждый сантиметр сияет, хотя небо в облаках, сегодня облачно, мне вдруг начинает нравится мое пальто и как звучит мой голос — вокруг тишина, и только какие-то отдельные слова: «да, разумеется, позвоните мне», «нужно предупредить его заблаговременно», «да, со своей стороны, я все приготовлю», я вдруг понимаю, все понимаю, я вспоминаю какой-то из рассказов Бунина, он совсем не смерть имел в виду, трудно сказать, что имеет в виду писатель, когда к нему приходит настоящее вдохновение, что происходит на самом деле, когда рукой писателя водит его настоящее, и каким жалким, глубоко несчастным он становится, когда пытается рассуждать сам.

Я сажусь в машину и знаю, что ты уже не сердишься, ты опускаешь голову мне на плечо, водитель знает, куда нам нужно».

Конрад зупинив машину на Хрещатику, вийшов, зачинив двері. Відходячи, натиснув на кнопку, машина жалібно одізвалась, підтверджуючи програму захисту від крадіїв.

Конрад простував Майданом, хворобливо придивляючись до облич перехожих. На нього іноді звертали увагу — впізнавали чоловіка, що часто з'являється на екрані телевізорів. Такі перехожі зупинялись, оберталися, посміхалися один одному, деякі просили автограф, а Конрад ішов далі. Цікаво, чому йому раніше не спадало на думку просто вийти на вулицю, прогулятися Майданом. У нього було дивне відчуття: начебто справа в тому, що його програма не містила такого пункту — гуляти такій зірці, як він, вулицями міста. Не було пункту в програмі... Хто ж він? Порадник поводиться дуже дивно — якось завжди так незрозуміло посміхається…

Конрад ішов під чудовими київськими каштанами і почувався дуже дивно. Йому раптом видалося, наче він — прозорий, і на нього перестали звертати увагу, тому що просто його не бачать, тому що люди дивляться крізь нього.

Якась жінка пройшла крізь